Уважаемые коллеги,
Мой доклад для Славистического конгресса в Белграде является частью коллективного проекта коллегии из Института литературы при Болгарской академии наук, посвященной научному вкладу профессора Бориса Йоцова, выдающегося литературного историка и преподавателя Софийского университета «Св. Климент Охридски». Мы подготовили видеозапись, так как по состоянию здоровья у меня нет возможности участвовать лично.
Перед Вами я буду комментировать, прежде всего, связь между научным исследованием и его социальным посланием в трудах Бориса Йоцова. Вернуться к этой проблеме – означает объяснить себе, какими были общественные ожидания к университетскому знанию и задачам ученого в первой половине 20 в. как в болгарской, так и в европейской среде. Оба проблемных поля, на которых я остановлюсь – это идея о славянском культурном сознании и его болгарских культурно-исторических конкретизациях и судьба малых народов в политической доктрине чешского президента Томаша Гарика Масарика. Ключевыми текстами Бориса Йоцова, которые далее послужат в качестве отправной точки, являются его исследования «Славянские литературы и славянское сознание в Болгарии» и «Т. Г. Масарик и его идеал о новой Европе». Причина выбрать именно их кроется в подчеркнутом интересе Бориса Йоцова к описанию конкретных литературных феноменов в качестве социальных фактов, а также в особом внимании, которое ученый уделяет художественному сознанию в его публичности, как материализации меняющихся общественных настроений. Центральное место в научных трудах Б. Йоцова занимают сравнительная литературная история и национальная литература. Во-первых, подход университетского ученого к литературной истории выдвигает на передний план взаимную обусловленность между эстетическим и его социальными измерениями. У Бориса Йоцова связи между словесным искусством и его общественной жизнью не являются аргументами в пользу доктрины о вторичности, предопределенности художественного по отношению к социальному. Литературный историк, по мнению Б. Йоцова, не воскрешает знакомое детерминистское объяснение мира, несмотря на то, что в первой половине 20 в. эта доктрина все еще доминирует во многих центрах европейского университетского образования. Во-вторых, ключом к феномену национальной литературы является формулирование её публичности как средства воспитания как литературного вкуса, так и для формирования коллективных установок различных по своему характеру общностей – сословий, классов, обществ, народов. Элементы, которые могут быть определены как конструктивные единицы национальной литературы, не ограничиваются в знакомом сегодня представлении о материале искусства, а выступают как функциональные элементы в более общих понятиях и мысленных структурах, которые могут участвовать в формировании ментальности или мировоззрения.
Итак, славянская идея в болгарской среде, в прочтении Б. Йоцова, не является механическим переносом тезисов, которые знакомы нам из трактата и проповедей Яна Колара 30-х и 40-х гг. 19 в. В 1938 г., по поводу столетия со дня издания трактата «О литературной взаимности», пражский славист Йозеф Пата комментирует скудную информацию о Яне Коларе в болгарском контексте. В двух авторитетных болгарских справочных изданиях – в «Энциклопедическом словаре» Л. Касырова (1899 г.) и «Болгарской энциклопедии» Н. и И. Данчовых (1936 г.) словацкий возрожденец представлен совсем скудно перед широкой аудиторией, а в академических средах интерес к современной литературной историографии является очень слабым, и закономерно отсутствуют переводы на болгарский язык. 1 Записки Йозефа Паты недвусмысленно отсылают к установкам в корне различной принимающей среде, в которой идея о славянской взаимности – в отличие от точки зрения Б. Йоцова – не читается через трансформации оригинала, до которых неизбежно достигается в каждой следующей конкретизации и переносе в чужую культурную среду.
И в болгарском контексте сознание о принадлежности к славянству отмечено лингвоцентризмом и опирается на общее этническое происхождение и историческое наследие, но воскрешается просвещенческим рационализмом 18 в. Университетские центры, в которых болгарская интеллигенция приобретает свое образование до конца 19 в., определяют и источники интеллектуального влияния и культурные пространства, из которых перенесена воскрешенная идея о славянской общности. А три «источника воспитания болгарской интеллигенции», как их называет Б. Йоцов, являются русский, восточно- и западнославянский и эллино-славянский. С одной стороны, перенос славянской идеи в болгарский контекст является частью миграции ключевых идей в истории болгарского национального Возрождения. С другой стороны, однако, Б. Йоцов не колеблется указать на русское культурное влияние в качестве определяющего для формирования славянского сознания в средах болгарской интеллигенции. Вклад болгарского ученого состоит в детальной реконструкции панорамной картины, которая формируется и объясняется в сложном взаимодействии общественно-политических идей и этнического национализма. Балканская география идей конца 18 и начала 19 в. доказывает противоречивое сожительство разнородных коллективных доктрин (сербский языковой национализм и сохранение богослужебного церковно-славянского языка; греческая мегали идея; славянское единство в общей балканской федерации; русский имперский панславизм и др.) Сущность духовного общения, как о нем заявляет болгарский ученый, кроется в раскрытии «занятых идей, строительных материалов и форм», которые в дальнейшем определяли бы то, как осуществляются «взаимные воздействия». Поэтому Б. Йоцов интересуется как сожительством, так и возможными противоречиями, в которые входят национальная идея (и проекты будущих однонациональных государств), с одной стороны, и с другой, принципы языкового, этнического и политического единства славян. Следовательно, в исторической ретроспективе славянской идеи в болгарской среде мы распознаем понимание о миграции идей как истории их встреч, в которых местное и универсальное являются одинаково значимыми.
Роль словесного искусства в исторической реконструкции Б. Йоцова существенно отличается от утопического видения деятеля просвещения Яна Колара. Первой причиной являются методологические основания болгарского ученого, а также более поздний культурно-исторический контекст – исследование Б. Йоцова идеи о славянской взаимности появляется, когда её общественный резонанс уже безвозвратно прошел. Литературный историк анализирует памятники словесности 18 и 19 вв. в качестве аргументов культурной парадигмы просвещения, а также как продукта национального (коллективного) самосознания. Утопическая картина Яна Колара, в которой словесность является инструментом всеобщего ославянивания и преградой перед настойчивостью чужих (германских и романских) языков и литератур, уже отступила перед сепаратизмом возрожденческого национализма. Следы просвещенской трактовки словесности могут быть обнаружены единственно в понимании литературы у Б. Йоцова как синкретической системы, в которой жанры научного, художественного и общественно-политического написания иногда обладают трудно различимыми границами. И этот тип синкретизма подчинен социальной прагматике возрожденческого общественного договора. Подход литературной историографии требует, чтобы мы задались вопросом о том, какими являются её методологические основания, по мнению Б. Йоцова. В его научных трудах редко намечаются программно-методологические предпосылки исследования и отсутствует тяга к теоретизированию, которое не опирается на эмпирический материал. Научный императив подразумевает исследовательскую самодисциплину, которая демонстрируется в заботливом выборе исследовательских сюжетов. Научные труды Б. Йоцова ставят вопросы, которые могут заинтриговать искушенных литературной психологией, социологией литературы или историей политических идей, но в центре исследовательского внимания всегда находится литературный факт как социокультурный феномен с динамической публичной жизнью.
Умеренный оптимизм находится в основе нравственного императива ученого Б. Йоцова. Его исследование славянского художественного сознания заканчивается, при этом оно ставит больше вопросов, чем дает ответы. В европейской культурной истории славянство обладает наибольшей долей, благодаря Росси, но она, как напоминает Борис Йоцов, «философски, культурно, исторически противопоставляется Европе. Россия – это отдельный мир, который скажет миру новое слово. Со времен Петра Великого – реакция против Европы, реакция, которой и мы не чужды, которая лежит в основах славянофильского мистического национализма, и сегодняшнего евразийства.» 2 В этой противоречивой ситуации основательно для болгарской «культуры малого пространства» напрашивается вопрос: «в какой духовной сфере влияния мы находимся – славянской, русской или европейской?“ И литературный историк подсказывает одно из возможных решений для преодоления «славяно-европейского дуализма» – он использует химическую метафору органического синтеза. Каким посланием может обладать подобная метафора? Она ведет нас к функциональным характеристикам составных элементов в химической реакции, которая немыслима без участия различных по своему строению элементов. Здесь важно то, что каждое изменение в химическом составе означает или новый различный конечный продукт реакции, или невозможную реакцию. Перенесенная в социокультурную среду, химическая метафора органического синтеза настойчиво ставит вопрос о том, какими являются значимые феномены, без которых не было бы возможно преодоление противоречий между европейской и русской культурной средой. В этом контексте одно из решений для Б. Йоцова является общественный потенциал «славянской художественной мысли», как поле социального (индивидуального и коллективного) самоопределения и как материализация духовных потребностей.
Гражданская позиция Б. Йоцова представлена в его прочтении политической практики чешского президента Томаша Г. Масарика. Статья, посвященная идеалу Т. Г. Масарика о новой Европе, опубликована в момент, когда политическая биография Т. Г. Масарика предоставляет достаточно богатый материал для ретроспекции, обобщений и оценок. Несмотря на это, Б. Йоцов возвращается к политической платформе университетского преподавателя, созданной задолго до его первого президентского мандата в новосозданной Чехословакии. Б. Йоцов ссылается на ключевые сочинения в концепции Т. Г. Масарика, такие как «Чешский вопрос» (1895 г.), «Социальный вопрос» (1898 г.), «Европа и Россия» (1913 г.), большинство из которых являются результатом симбиоза между специализированной подготовкой философа и социолога и общественной практикой будущего политика. Несмотря на то, что часть идей в ранних текстах Т. Г. Масарика реализованы в политическом устройстве федеративной Чехословакии, Б. Йоцов концентрируется на общих этических посланиях в программе чешского политика. Болгарский ученый, в сущности, комментирует политическую реальность начала 30-х гг. прошлого века посредством двух ключевых тезисов Т. Г. Масарика – прежде всего, это связь между неприкосновенностью человеческой индивидуальности и правом на свободу коллективной личности (народности), и во-вторых, историческая роль и судьба малых (европейских) народов. В первом тезисе Б. Йоцов распознает моральное основание их самосохранения, а во втором – выдвигает на первый план федеративный принцип как решение государственника политического, культурного и хозяйственного сотрудничества между ними.
Видение о новой Европе Т. Г. Масарика построено на принципах, которые особенно привлекательны для демократических убеждений Б. Йоцова: «право на национальное самоопределение, независимость политически угнетенных, защита малых и слабых народов и государств, никакой чужой власти, свободное хозяйственное развитие всех народов, свобода всего человечества». Эти принципы воспринимаются как применимые не только в региональном контексте или в европейской среде, но также как почти универсальная модель лучшего настоящего всех народов во всем мире. Картина этого мирового порядка не является утопической программой, так как предпосылает длительный процесс преодоления монархически и теократически устроенных государственных структур во имя создания современных демократических обществ. Политическая программа чешского президента является привлекательной для общественно ангажированного болгарского ученого и в её конкретной применимости в специфической географической области, в которой находится Болгария: на границе между Западом и Востоком, между угрозой пангерманизма и панславизма, или другими словами – между двумя большими европейскими государствами с имперскими амбициями, которые являются постоянной угрозой для каждого общества и культуры малого пространства. Идеал Т. Г. Масарика о гуманном обществе в настоящем, как признает Б. Йоцов, не может реализоваться в полной мере, но вызов быть избранным в качестве модели общественного поведения и государственного устройства рождает надежду на будущее.
1 Pata, Josef, Poznámka o bulharských vztazích ke Kollárovi. In: Horák, Jiří (ed.) Slovanská vzájemnost 1836-1936. Sborník prací k 100. výročí vydání rozpravy Jana Kollára o slovanské vzájemnosti. Praha: Česká akademie věd a umění – Slovanský ústav v Praze, 1938, s. 146-150
2 Йоцов, Борис, Славянские литературы и славянское сознание в Болгарии. In: Български преглед, год. І, кн. 1, с. 79.